29: Вместе проживая горе.
Зачем скорбящим смотреть на искусство?
Когда я сталкиваюсь с незнакомыми мне сильными эмоциями, я всегда неосознанно обращаюсь к искусству — картинам, фильмам, музыке. Когда внезапно два года назад умер мой отец, я погрузилась в тему квир художников, погибших от AIDS, и реакционного искусства на тему болезни — тогда я не видела между этими событиями никакой связи, сегодня же я понимаю, что это была попытка с моей стороны осознать саму концепцию преждевременной смерти. Когда умер мой дедушка, я перерабатывала свои эмоции уже через создание собственного проекта на тему.
Искусство, которое мы со школьной скамьи привыкли наделять ценностями эстетическими и нравственными, может выполнять еще и терапевтическую функцию — быть зеркалом, в котором мы можем увидеть, что наши боль и переживания уже были прочувствованы кем-то ранее, а это значит, что как бы нам не хотелось думать обратное, мы не одиноки в собственных страданиях.
Скорбь — одна из самых сильных эмоций в искусстве. Семья и последователи Христа, оплакивающие его распятие, смерть и погребение, олицетворяют всех нас, когда мы теряем любимого человека. Для художников, работавших в 14-15 веках библейские сцены были не только основой заработка, но еще и способом прожить и принять собственные тяжелые эмоции с помощью универсального языка религиозных сцен и символов.
Но не только классические религиозные сюжеты могут служить выходом для тяжелых эмоций горюющего художника — некоторые художники работали с горем в строгих рамках жанров, казалось бы, отдаленных от страданий человека. Это могли быть натюрморты или, в случае русского художника Максима Воробьева (1787-1855), пейзажи.
Картина Воробьева “Дуб, раздробленный молнией (Буря)” — аллегория на смерть жены художника, передающая потрясение и боль от потери любимого человека.
Другие художники вместо того, чтобы высказываться о своих чувствах иносказательно, выбирают путь прямолинейной откровенности: так, Франсиско Гойя (1746-1828) в 1810-1820х годах создал целый цикл гравюр, изображающих без прикрас все ужасы войны. Историки искусства рассматривают эту серию как протест против жестокости подавления антифранцузского восстания, последовавшей за ним войны на Пиренейском полуострове и реакционной политики восстановленния династии Бурбонов.
Серию Гойи можно считать в некотором смысле революционной: ранее было принято окружать войну ореолом героизма, художники изображали войну метафорически, делая акцент на героизме, романтике и военной славе. Гойя же показал катастрофическое влияние войны на жизнь отдельного человека.
Говоря об изображении последствий войны, нельзя не упомянуть работы немецкой художницы Кете Кольвиц (1867-1945) — в ее жизни случилось сразу две мировых войны, унесших жизни сначала ее сына, а затем и внука. Серия из семи ксилографий "Krieg" ("Война"), опубликованная в 1924 году, свидетельствует о глубине и безысходности горя тех, кто пережил войну, но потерял на ней все.
В письме к матери своего погибшего внука Кольвиц писала: "На каждую войну отвечает новая война, пока все, все не будет разрушено".
Картина Стивена Ньютона (b. 1948) “The Wake (Поминки)”, возможно, одно из моих самых любимых изображений скорби. Мы видим пустую комнату и гроб, но за окном синеет небо и зеленеет трава — знак, что жизнь не стоит на месте. Боль от потери остается с нами навсегда, но притупляется, или же это мы привыкаем постоянно с ней жить, и рано или поздно, ты не можешь не заметить, что наступила весна.
Во время бесконечных перелетов между Барселоной и Пермью я залпом прочитала книгу “Лексикон света и тьмы” Симона Странгера — попытку реконструкции жизни его семьи в Норвегии в годы Второй Мировой. Для Странгера спасательным кругом в размышлениях о жертвах Холокоста стала еврейская традиция “двойной смерти”: вера в то, что мы все умираем дважды — первый раз, когда наше сердце перестает биться, и второй, когда наше имя произносят в последний раз.
Именно из этой традиции вырос проект художника Гюнтера Демнига “Камни преткновения” – размещенные в городе таблички с именами еврейских жертв нацизма. В его рамках к марту 2014 года в Германии и других европейских странах было установлено более 45 тысяч памятных табличек. В России, Украине, Грузии, Молдавии, Чехии существует проект “Последний адрес”, вдохновленный “Камнями преткновения” Демнига.
Горе и скорбь могут приносить очень много боли, целый океан боли, и желая перестать испытывать боль мы можем подумать, что забыть обо всем — лучшее лекарство. Но мы в очередной раз видим, к чему может привести забвение — мы начинаем наступать на старые грабли, делая вид, что в этом виноваты грабли, а не наша собственная слабость.
Я думаю, что быть настоящим ответственным взрослым значит уметь удержать в себе эту боль и эту память, и не зачерстветь. А чтобы не зачерстветь, надо помнить, что мы в своих страданиях не одиноки. А чтобы помнить, что мы не одиноки, надо смотреть на переживания других.
Вот, зачем скорбящим нужно смотреть на искусство.
Спасибо, что читаете curiosity archives,
Нина
Спасибо.
Как вовремя! Спасибо. На одном дыхании. Обнимаю.